«Финский язык и финны в Республике Карелия». 2016 год
Семинар под таким названием состоялся 3 мая в Хельсинки. Он был организован по инициативе общества дружбы «Россия – Финляндия» и Карельского союза Финляндии. Предлагаем публикацию Яны Жемойтелите, карелького писателя, переводчика, издателя и сотрудника Национальной библиотеки Карелии
Знаменательно, что подобный семинар провели в Финляндии. У нас вопрос как будто бы давно решен: финский язык в Карелии накрылся медным тазом, и это мало кого волнует. Хотя лет пятнадцать назад подобная мысль казалась крамольной, и ее боялись высказывать вслух. Не говоря уже о том, что в 80-е годы прошлого века еще надеялись, что дети будут изучать финский язык как родной. Именно на это нацеливали нас, студентов отделения «финский язык и литература» Петрозаводского государственного университета, которые изучали финский язык на излете застоя. Финляндия тогда была гораздо дальше, чем 
сейчас. Подобие западного райка, в котором в свободной продаже есть кроссовки и джинсы. И никаких тебе очередей и талонов на колбасу. Поэтому учительствовать по окончании вуза никто не собирался всерьез, однако финский язык как-то держался. В Союзе писателей даже устраивались вечера, на которых говорили только по-фински и пили настоящий финский кофе. Вообще, Петрозаводск выгодно отличался от прочих российских городов именно благодаря наличию легкого налета западной цивилизации. И дело не только не только в вывесках, продублированных на финском языке, а в некой общей сдержанности и пристрастии к чистоте. С исходом финнов то и другое кончилось, хотя напрямую падение нравов внутри нашего городка никто не связывает с исходом финнов.
На семинаре выступали в основном историки – Пекка Кауппала, Маркку Кангаспуро, Антеро Уйтто, а также переводчик Тойво Тупин. Они рассказали о появлении финнов в Карелии и их влиянии на культурную политику республики. На заре советской власти Карельская трудовая коммуна стала просвещенным краем во многом благодаря финнам и их работе по ликвидации безграмотности среди карелоязычного населения. Ежегодно множество книг на финском языке выходило в издательстве «Kirja», был создан театр на финском языке… Собственно, эта информация прекрасно известна всем жителям Карелии, по крайней мере, среднему поколению, но в Финляндии об этом знает далеко не каждый. Некоторые даже уверены, что до войны Петрозаводск был финским городом. Точно так же у нас некоторые, даже весьма продвинутые люди полагают, что финны, оккупировавшие Карелию во время войны, не пошли дальше собственной старой границы…
Я как последний карельский писатель, владеющий финским языком, выступила на семинаре с докладом «Финноязычная литература Карелии – как река Туонелы», или та самая черная речка, которая в финно-угорской мифологии отделяет мир живых от мира мертвых. Печальная судьба постигла первое поколение советских финноязычных писателей, в т.ч. основателя карельского Союза писателей Ялмари Виртанена. Обвинения в национализме, шпионаже, аресты, расстрелы и даже сжигание книг. Писатель-документалист Антеро Уйтто как раз собирает библиографические редкости – уцелевшие экземпляры книжек на финском языке, вышедших в Советском Союзе в двадцатых-тридцатых годах прошлого века. Иногда случалось даже так, что под переводом русских классиков на финский не стояло имя переводчика – его постарались вымарать и забыть, несмотря на то, что переводы Пушкина, выполненные до войны, до сих пор считаются лучшими.
В шестидесятые годы финноязычных поэтов, конечно, никто уже не преследовал, и Тайсто Сумманену, например, удалось при жизни выпустить целых 20 стихотворных сборников. Но уже в восьмидесятые редко кто мог прочесть его в подлиннике, не говоря о том, что сегодня таких читателей можно по пальцам пересчитать, так что подводные камни Туонелы проявились через несколько десятков лет.
Последний поэт Карелии, для которого финский язык родной, – это Э. Якобсон, или Евгений Богданов. Основатель карельского течения этнофутуризма и его единственный представитель, он теперь живет в Финляндии.
А то, что я оказалась последним финноязычным писателем Карелии, стало неожиданным для меня. Это даже смешно, но вот так внезапно обнаружилось в прошлом году, что все остальные либо в Финляндии, либо в стране Туонеле.
Вот так закончилась история почти столетнего присутствия финнов в нашей республике.
А вообще, Хельсинки – тоже далеко не тот город, каким он был четверть века назад. Финский хлеб, некогда жёсткий, как сама жизнь, теперь сдобрен восточными приправами, раскатан темнокожими пальцами эмигрантов, которые, наверное, что-то находят в этой суровой депрессивной стране. Лучшую долю? Но есть ли она под этим холодным солнцем? Лет двадцать пять назад любая финская физиономия выражала довольство жизнеустройством и даже невольно вспоминалось: «Мы счастливы, мы счастливы». Никто, конечно, от этого счастья не подмигивал, но так подразумевалось, что в Финляндии удалось построить рай. Однако, всякая стабильность далеко не стойка, как и чистота финской расы. Некогда Хельсинки потряс меня свободой духа – там, в библиотеке на полке стояли Ницше, Фрейд и Юнг, доступные всем! У нас Ницше выдавался только по спецразрешению, я уже не помню кого. Кажется, парторганизации. Теперь философы в том же составе стоят в библиотеке посёлка Куркиёки. И что? Сумели они в чем-то убедить человечество? Или теперь уже никто не кричит: «Мы счастливы, мы счастливы», все только и боятся жить дальше.
И, кажется, что в не таком уж далеком прошлом кто-то неосторожно наступил на бабочку где-то в районе советско-финляндской границы, и вся жизнь пошла наперекосяк.